Николай Анатольевич занимал на комбинате много должностей, но прежде всего он запомнился городу как очень сильный директор. "Если Ермолаев был лучшим нашим мэром, то Семенов - лучшим директором комбината", - эти слова я слышал неоднократно. Даже Иван Алексеевич Терновский, который вряд ли кого во всем городе держал за эталон, и тот относился к Семенову с величайшим уважением. "Если хочешь узнать, как надо работать, - говорил он, - пойди и посмотри, как работает Семенов". Для Терновского Николай Анатольевич был образцом руководителя.
Признаться, такие оценки меня несколько озадачили, поскольку и до Семенова у руля химкомбината слабых руководителей не было. Напротив, что ни директор или главный инженер, то - личность. Достаточно назвать Б.Г. Музрукова и Е.П. Славского - их имена вошли в историю. Однако того же Славского, несмотря на всю мощь его организаторского и инженерного таланта, многие характеризуют намного сдержаннее. По той причине, что Ефим Павлович был чрезвычайно груб с подчиненными. Его переходившая в самодурство грубость тоже вошла в историю. Имя же Семенова сохранилось в удивительной чистоте: кого ни расспрашивал - хоть бы один заслуживающий внимания негативный отзыв. Это первое, что я хотел бы отметить, приступая к рассказу о Николае Анатольевиче.
Второе - обширность списка его наград. Большее число регалий имел разве что Ефим Павлович. И третье - на редкость стремительный рост по службе. В августе 1948 года еще только приехал в город и был назначен рядовым инженером, а в марте 1960-го - уже директор предприятия. Длиннейшее восхождение совершено всего за одиннадцать с половиною лет. Даже по тем временам, когда быстрое продвижение по работе наблюдалось весьма часто (все были молодые), это, пожалуй, рекорд.
Естественно, захотелось узнать об этом человеке как можно больше. К счастью, тех, кто знал Семенова и работал с ним бок о бок, в городе еще довольно много.
В.И. Шевченко: "Сначала Николая Анатольевича назначили на 27-й завод. Там была небольшая угольная электростанция (как сейчас помню: с генераторами фирмы "Сименс"), и эта электростанция, пока не построили Аргаяшскую ТЭЦ, снабжала комбинат электричеством. Однажды во время обхода промплощадки Николая Анатольевича увидел Славский: "А, Толя, здравствуй. Ты чего тут делаешь?" - "Да вот, дежурным инженером работаю". - "Завтра же бросай это и переходи на объект "А".
Оказывается, они были знакомы еще с тех времен, когда Семенов, вернувшись с фронта, устроился в "Свердловэнерго", на Красногорскую ТЭЦ. "Это я вытащил его из Каменск-Уральского, - гордился впоследствии Ефим Павлович. - Я присмотрел его там и дал указание завербовать". Так, благодаря встрече со Славским, Семенов из электриков попал в реакторщики, и его послужной список запестрел записями о повышениях.
Чем он выделялся среди других? Чем объясняется его замечательная карьера? (Употреблю это слово, хотя чисто карьерные соображения Семенова вряд ли занимали: по натуре своей он был в первую очередь работник). Борис Васильевич Брохович считает, что Николай Анатольевич пошел вверх прежде всего как администратор. "Он знающий технолог, но больше все-таки администратор".
"Не знаю, не знаю, - с сомнением покачал головой Виктор Иванович Подольский. - Конечно, были у нас директора, которые достаточно хорошо знали всего-навсего один из всех заводов. А Семенов - черта с два! Он все освоил. Его уважали и на реакторном, и на 25-м, и на 20-м заводах. Я не могу согласиться с мнением Бориса Васильевича. Николай Анатольевич был очень сильным инженером".
То же самое говорит Петр Иванович Трякин: "Многие ведь как: изучили свои прямые обязанности, свой угол работы - и конец. Остальное их не интересует. У Семенова подход совсем другой: ему обязательно надо изучить производство в полном объеме, вплоть до деталей. И пока не разберется - не успокоится. Поэтому к нему часто обращались не столько как к администратору, сколько как к инженеру.
Был такой случай. Утро. Я захожу к Николаю Анатольевичу в кабинет (он был уже директором комбината), и как раз в это время ему с 37-го завода докладывают, что в "пауке" появился какой-то непонятный шум. ("Паук" - это место под реактором, где переплетается множество различного назначения трубопроводов. Отсюда и название. - Б.Ч.)
"Понял, - говорит Николай Анатольевич. - Пока ничего не предпринимайте, я сейчас приеду".- "Можно, - спрашиваю, - и я с вами?"- "Поехали!"
Приезжаем, Семенов переодевается и сразу к этому "пауку". Пролез (а дверь узенькая) и стал внимательно вслушиваться. Вместе с ним решил послушать и я. Стою, вдруг чувствую- меня кто-то дергает за комбинезон. Оборачиваюсь - директор завода Аникин. "Петр Иванович, - шепчет, - ну зачем ты сюда залез? Дозу схватишь будь здоров, а понять все равно ничего не поймешь. Чтобы уловить новый звук, надо хорошо знать старые". Семенов эти звуки знал лучше, чем кто-либо другой, потому его и пригласили. "Он вообще изучил реактор наизусть, - не раз слышал я. - Ему можно было среди ночи позвонить, и он тут же скажет, что надо делать. Кроме Семенова так же хорошо знал реактор, пожалуй, только Жаров".
"Но ведь Николай Анатольевич - электрик, а его направили на огромные котлы", - удивился я, когда Василий Иванович рассказал мне о встрече Семенова и Славского и о быстром решении последнего: "Бросай все - и завтра же на объект "А". "Тут все проходили переподготовку, - стал объяснять Василий Иванович, - потому что реак-торщиков ни один институт не выпускал. Пришлось готовить их из механиков, физиков, электриков. Электрики, кстати, поскольку управление реактором основано прежде всего на электроприводе, подходили для этого дела лучше других. Осваивали курс ядерной физики, конструктивное устройство, и получались хорошие специалисты".
Но одно дело - постичь в полном объеме реакторное производство, и совсем другое - весь комбинат. Это еще несколько сложнейших и совершенно разных технологий. Помимо физики, еще химия и металлургия. Однако, как утверждают В.И. Подольский, П.И. Трякин и Ю.Ф. Носач, Николай Анатольевич, став главным инженером, достаточно глубоко изучил и другие заводы (его уважали и на 25-м, и на 20-м заводах). В этом отношении мне показались чрезвычайно интересными и поучительными сами методы его работы.
Ю.Ф.Носач: "Если Семенов ставил перед собой цель как следует ознакомиться с той или иной технологической цепочкой, он действовал так: приезжал по окончании рабочего дня на производство (предварительно звонил и просил нужных ему специалистов задержаться), брал документы и внимательно-внимательно изучал их; вопросов не задавал, по цеху не ходил, только вчитывался в описания, инструкции и схемы, то одну схему попросит, то другую. Почитал часа полтора-два, уехал, на следующий день приезжает снова, и так до тех пор, пока не разберется основательно. Изучал по документам - в этом суть, а не совершал по заводам кратковременные экскурсии. Потому-то, будучи по образованию электриком, а по опыту работы преимущественно физиком, Николай Анатольевич неоднократно принимал очень важные и ответственные решения по химическому переделу.
Мне лично особенно запомнились драматические события, связанные с "потерями" плутония. В одно время они достигли таких величин, что нашими предприятиями, в частности, Томским комбинатом, занялись КГБ и прокуратура. Томи-чи, когда их начали вызывать на допросы, переволновавшись, не придумали ничего лучшего, как признать потери де-факто. "Да., - сказали они, - процент извлечения металла из растворов низкий (ниже, чем должен быть), но почему он низкий, мы объяснить не можем". То есть признались в своем технологическом бессилии. Мы же ничего признавать не стали. Решили сначала тщательно исследовать возможные каналы потерь. И пропавший было плутоний нашелся: частью его извлекли из отходов, а частью -из твердых осадков, образовавшихся на стенках аппаратов".
"А в чем тут состояла роль Семенова?" - спрашиваю я Юрия Федоровича. "Это он принял решение взяться за отходы, хотя были люди, которые подталкивали его без толку нервы не мотать, а по примеру томичей официально продекларировать потери. Но Николай Анатольевич, что делает честь его уму и профессиональной интуиции, этих людей не послушал. Он пошел другим путем: для изучения проблемы командировал в Томск своих специалистов (ездили я и Лия Павловна Сохина). Ситуация, кстати, оказалась схожей с нашей. Вернувшись, мы доложили о результатах поездки лично Семенову. Он нас обо всем подробно расспросил, а потом собрал совещание и дал указание срочно создавать установки по переработке отходов. Одновременно принимались активные меры по улучшению технологического процесса.
Прошло какое-то время, и коэффициент извлечения пошел вверх. С "фантастическими потерями" было покончено. Поведение Николая Анатольевича в этой ситуации произвело на меня очень сильное впечатление, и я в своей жизни не раз пользовался его приемом: какая бы сложная и запутанная ситуация ни возникала, не надо сразу кричать: "Караул!" (еще неизвестно, бросятся ли тебя спасать), а надо как можно активнее действовать, чтобы выйти из критического положения самостоятельно. Я считаю его талантливым инженером. Не химику принять такое решение - это говорит о многом".
Так что вывод, будто Семенов пошел вверх главным образом как администратор, подвергается большому сомнению. Прежде всего, как считает Ю.Ф. Носач, он - крупный инженер. Того же мнения и П.И. Трякин: "Николай Анатольевич обладал глубокими познаниями и в реакторном, и в радиохимическом, и в химико-металлургическом про- изводстве. Это и было причиной его быстрого роста". И еще один аргумент: в 1959 году Семенова приглашали заведовать кафедрой в Уральский политехнический институт, надо полагать, не в качестве администратора. В то же время никто не отрицает, что и ад-министратором Николай Анатольевич был превосходным. Слушаешь рассказы о нем и словно бы курс специальный проходишь под названием "Наука управлять".
По общему мнению, самой замечательной чертой его стиля работы было умение, а по определению М.В. Гладышева - дарование слушать и располагать к себе людей. Если к нему пришли на прием или он проводит совещание, он ни за что не прервет человека на полуслове. Нравится ему речь или не нравится, он все равно каждому даст высказаться полностью. И пока человек говорит, он мысленно прикидывает, что верно, а что нет. А потом спокойно, никого не обижая, подведет итог разговора. Очень кратко и очень веско. Каждое слово на своем месте. Мало кто умел так слушать и так говорить, как Николай Анатольевич. Разве что Музруков.
Н.А. Кошурникова: "Слушать он умел замечательно. Ни одной дельной мысли не пропустит. Заключения типа: "Согласен. Пожалуй, так и сделаем", - звучали на его совещаниях нередко. Но чаще он принимал решения совсем не те, что предлагались. Вот собрались люди, высказываются, звучат различные точки зрения. Николай Анатольевич почти все время молчит. Он только слушает и направляет разговор в нужное русло. Потом же встает: "Все ясно. Спасибо. Делать будем вот так-то..." - и излагает вариант, который участники совещания и не обсуждали. Вариант неожиданный и очень интересный".
"А зачем тогда было собирать народ, - спросит читатель, - если директор все равно поступит по-своему?" Вопрос правильный. И Семенов так же считал: "Совещания надо собирать только в тех случаях, когда ты как руководитель не знаешь, какое решение принять. А если решение уже есть, совещание ни к чему". Все дело в том, что неожиданные семеновские резюме не являлись домашними заготовками - они рождались в его голове именно в ходе совещаний. Так оригинально работала его мысль: ей нужен был импульс в виде других идей и предложений, а потом она успевала и просеять все услышанное, не выбросив за борт ни зернышка рационального, и найти собственные, еще более глубокие решения. В том-то искусство проведения совещаний и состоит.
Другой, тоже очень сильной чертой Семенова было его умение подчинять себе людей.
П.И. Трякин: "Я более 10 лет проработал у него в заместителях, и не было случая, чтобы Николай Анатольевич вызвал меня с докладом, а я ответил: "Ax, извините, забыл". Этого Семенов не допускал, хотя ни на кого не ругался. Раньше вообще народ понимал слово. У директоров и главных инженеров не было манеры говорить: "Я вам приказываю". Все, начиная с Курчатова, употребляли вежливое: "Я вас прошу", - но для нас это звучало, как "я вам приказываю". Это была дисциплина, основанная на взаимном уважении. Мы с большим уважением относились к Николаю Анатольевичу, а он уважительно относился к нам.
- А если человек все-таки допустил нарушение? - замечаю я.
- Семёнов обязательно пригласит его к себе и выслушает. Пока не побеседует, приказ о взыскании не подпишет. Но побеседует очень серьезно.
А.С. Корниенко: "Вот Толя Ж. - умница парень, специалист прекрасный, но в одно время начал увлекаться выпивкой. Даже случались на этой почве неприятные инциденты. А тогда с этим строго было: руководящий работник в вытрезвитель попал -ЧП. Семенов просит разыскать его и пригласить для разговора. Звоню:
- Толя, с тобой Николай Анатольевич хочет поговорить.
- Ой, Шурочка, - сразу охает он, - знала бы ты, как мне стыдно к нему идти.
- Что ж теперь поделаешь. Согрешил - кайся. Ты же знаешь: он ругаться не будет.
- Вот то-то и оно, что не будет. Все вежливо, культурно, а лучше бы отматерил!
Но Николай Анатольевич голос никогда не повышал, тем более - не матерился. Славский - тот чуть что не по нему, "сразу начинал с матюка. А Семенов и Музруков грубых слов не употребляли. Сами не матерились и другим не позволяли. Если кто-то из замов во время оперативки и забудется, Семенов тут же одернет: "Вы что? Здесь же люди сидят, и не всем это нравится. Давайте разговаривать в приличном тоне". Очень интеллигентный директор был, его в управлении любили все".
Еще один пример работы Семенова как администратора. Рассказывает бывший заместитель начальника цеха 117 (завод 20), Виктор Георгиевич Селин: "Николай Анатольевич, уже являясь директором комбината, ежемесячно проводил у нас оперативки. Ни до, ни после него наш цех такой чести не удостаивался. Сценарий оперативок обычно был такой: короткий доклад начальника ОТК о качестве выпущенной продукции, проверка выполнения ранее принятых решений и согласование очередных технических мероприятий. Как правило, эти мероприятия был серьезными, и, если что-то из намеченного оказывалось невыполненным, Николай Анатольевич тут же обращался к сидящему у телефона: "Ну-ка, соедините меня с этим артистом". При этом очень не любил, если мы, прежде чем позвонить, начинали лихорадочно листать справочник. Пришлось телефоны всех ответственных работников выучить наизусть. Набираешь номер, даешь трубку Николаю Анатольевичу, он сразу начинает с вопроса: "Вы почему не выполнили заказ для 117-го цеха? Разве вы не понимаете, что это за цех? Я прошу, чтобы больше такого не повторялось". Требовательность его к нерадивым была исключительно высокой. Один такой разговор - и больше о заказе 117-го не забывали".
Семенов систематически бывал в цехах. Даже существовал специальный график, рассчитанный на полгода, и все знали: если на пятницу запланирован цех 117, значит именно в пятницу, ровно к назначенному часу, Семенов приедет. А не так, как стало потом: назначат встречу и забывают о ней. Начальник цеха волнуется, начинает звонить секретарю. "А он уехал на 156-й", - отвечает секретарь. - "А к нам когда приедет?" - "Не знаю, спрашивайте его самого".
Звоним на 156-й: "Алло, у вас там главного нет?" - "Щас поищем". - "Слушайте, - в конце концов подходит к телефону главный, - я сегодня не могу". - "А когда?" - "Давайте в понедельник или во вторник".
Так в понедельник или во вторник? Опять неясно. Семенов таким образом встречи не назначал. Он требовал строгой дисциплины, и сам был человеком дисциплинированным. Чувствовалось, что он держит в руках все нити управления предприятием".
"Руководя комбинатом в течение 13 лет, - пишет Б.В.Брохович, - Семенов сделал исключительно много для переоснащения всех его цехов новейшим оборудованием и технологиями. Кардинально были улучшены условия труда на самых "злачных" заводах - "Б" и "В".
Пример кардинального улучшения условий труда - строительство цеха 1-б на заводе 20. Не цех, а целое предприятие. Качественный рывок вперед абсолютно по всем показателям, особенно по чистоте воздуха. Воздух стал чище, чем в старом цехе, в тысячи раз. И построен он, по мнению Лившица и Носача, в основном благодаря Николаю Анатольевичу. Семенов его курировал, Семенов доводил до пуска.
Пример перспективного развития комбината - начало строительства завода по переработке ОЯТ. Отношение к этому проекту было противоречивым, в том числе и в министерстве, но Семенов настаивал на строительстве и опять оказался прав. Впоследствии РТ позволили "Маяку" заработать сотни миллионов долларов.
Пример его отношения к городу - строительство ДК им. Ленина (он был построен при Семенове), создание детских южных лагерей и баз отдыха на уральских озерах (они тоже были заложены при Семенове). Кроме того, при Семенове созданы ОНИС и комплексы подсобных сельхозпредприятий. "Я ничего нового не предпринимал, - говорит Борис Васильевич Брохович, ставший директором комбината после Николая Анатольевича. - Я только продолжил". Думаю, тут Борис Васильевич не скромничает. Семенов действительно определил пути развития предприятия и города на много лет вперед. При нем "Маяк" 20 раз подряд завоевывал первые места во всесоюзном соревновании, многие наши руководители, специалисты и рабочие получили высокие награды.
Ю.Ф. Носач: "Системность - вот главное в стиле работы Семенова. Постоянная, глубоко продуманная система. Он и его главный инженер Александр Сергеевич Никифоров никогда не занимались мелочами и так называемыми пожарными мероприятиями. Они сумели подняться над текучкой и сосредоточить все свое внимание на перспективных вопросах, то есть на развитии и модернизации производства". Про то, что Семенов целенаправленно занимался развитием и модернизацией, мне говорили многие, но насколько в своем стремлении к новому он был глубок? Насколько проводимые им преобразования соответствовали достигнутому на тот момент научному уровню? Вопрос, как мне кажется, принципиальный, потому считаю нужным далее привести слова доктора технических наук, профессора Александра Николаевича Кононова: "Встречи с Николаем Анатольевичем у меня всегда проходили немного напряженно, потому что я, будучи представителем науки, всегда что-то предлагал, а Николай Анатольевич, будучи производственником и, следовательно, в немалой степени консерватором, принимал мои предложения со скрипом".
- А что у вас были за предложения? - интересуюсь я.
- Они были направлены на то, чтобы двигаться вперед. И не маленькими шажками, а делая качественные скачки. Может, даже уходить от большой части техники, используемой на комбинате. Например, релейное оборудование заменить полупроводниковым, а потом от полупроводников перейти на микросхемы. Иначе говоря, если не в ногу идти с наукой, то, по крайней мере, не сильно отставать. Но Николай Анатольевич по своей натуре был таким человеком, которому подобного рода революции не нужны. Он старался обходиться тем, что есть. Обеспечиваем же выпуск продукции? Обеспечиваем! Ну, и слава Богу. А что касается электроники и науки, пока управляемся и без них. Нельзя сказать, что он отвергал науку. Вовсе нет. Он верил в нее и часто прибегал к помощи исследователей, но лишь в тех случаях, когда возникали какие-то конкретные проблемы.
Далее Александр Николаевич сделал ряд оговорок. Сказал, что в принципе он понимает Николая Анатольевича и, будь на его месте, скорее всего поступал бы точно так же, поскольку перевод всего предприятия на новую элементную базу - дело чрезвычайно дорогое и крупномасштабное; что Николай Анатольевич, без сомнения, - очень сильный руководитель и рачительный хозяин, однако окончательный вывод сделал весьма суровый: "Семенов был одним из тех столпов, с которых у нас начался застой. Он четко проводил линию на сдерживание, за многими его действиями так и слышались слова: "Не надо дальше, не надо".
- То есть не сам по себе научно-технический прогресс его интересовал, - уточняю я для себя, - а только решение каких-то локальных задач?
- Да-да-да. Именно так, хотя еще раз подчеркиваю: это был сильный человек, он действительно руководил предприятием, и у меня осталось к нему чрезвычайно большое уважение".
Думаю, каждый согласится, слова сказаны серьезные: "С него начался застой". Пытаюсь выяснить, насколько они справедливы. Не преувеличил ли профессор консерватизм директора?
Как оказалось, в своем мнении Александр Николаевич не одинок, были и другие люди, которые обвиняли Семенова в консерватизме и даже в трусости, - настолько им не нравились некоторые принимаемые им решения.
"Только в подобных вещах надо смотреть на проблему не с одной стороны, а со всех, - высказывает свою точку зрения о политике Семенова Александр Львович Лившиц. - Взять, к примеру, того же Терновского. Ученая голова, умнейший человек, он тоже частенько приходил к директору с различными проектами:
- Николай Анатольевич, надо внедрить вот это. Расчеты показывают - выгодно.
- А сколько в вашу модернизацию надо вложить? - спрашивает Семенов.
- Столько-то, - отвечает Терновский.
- А когда начнем получать отдачу?
- Через два года.
- А что будет в это время с себестоимостью по комбинату? Сумеем вытянуть или нет, если такие средства разом вложим в один завод? В минусе не окажемся?"
Но на такие вопросы ему, как правило, ответов не давали, потому что у науки одно на уме: есть хорошая идея, надо внедрить. Семенов же думал и о многом другом. Ведь в то время директор комбината нес ответственность практически за все: за выполнение оборонного заказа и за медицину, за жилищно-коммунальное хозяйство и за строительство, за ОДДУ и за обеспечение города овощами. Все лежало на его плечах, и ему приходилось деньги считать.
"Я - государственный директор, - не раз повторял Николай Анатольевич, - и должен по государственному расходовать средства". Да и не против прогресса он был и не против развития. Достаточно вспомнить, какие горячие споры разгорались у нас в профкоме при распределении фондов предприятия. Мы, профсоюз, естественно, выступали за всяческое увеличение расходов на социальные цели, но директор всякий раз нас останавливал. "Не будет производства, - говорил он, - не будет и денег. Через три года станет нечего делить. Поэтому давайте думать о производстве. Согласен, теплицы нам нужны. Но пока давайте построим одну (строительство теплиц тоже началось при нем, первая была площадью 1000 кв. м. - В.Ч.) и на первых порах обеспечим ранними огурцами детские садики и детскую больницу. Ранние овощи - преимущественно детям. А потом, когда заработаем деньги, построим несколько теплиц еще и направим огурцы в магазины. Мы можем построить целое тепличное хозяйство и сейчас, но нам не на что будет его содержать".
Здесь Семенов был непоколебим. Пока не добьется своего по первой части фондов, то есть по средствам, направляемым на развитие производства, к другим и не приступал.
Не скажу, что Семенов никогда не принимал неправильных решений. Случалось и такое, однако переубедить его и заставить отказаться от ошибочного шага нам удавалось крайне редко. Вот конкретный пример. В 1957 году мы построили профилакторий. Учреждение, без сомнения, нужное, только не совсем хорошо продуманное при строительстве. Там все сосредотачивалось в одном здании: и столовая, и 4-местные (без туалетов) палаты, и лечебный корпус. Довольно скоро стало ясно, что это очень неудобно, тесно. Вечером, когда народ приезжал с работы (сменных заездов еще не было), перед каждым кабинетом выстраивались огромные очереди. Тогда мы решили обратиться к Николаю Анатольевичу с предложением сделать к профилакторию пристройку и целиком отдать ее под водогрязелечебницу. Нарисовали эскиз, пришли к Николаю Анатольевичу, а он не подписывает. Сначала послал за визой начальника медсанотдела Мишачева, а когда виза была получена, нашел излишества в проекте.
- Вы же просили водогрязелечебницу, - говорит.
- Да.
- А зачем тогда третий этаж?
- Николай Анатольевич, ну как к трехэтажному зданию пристраивать двухэтажное? Смотреться не будет. Да и нужен нам третий этаж. Мы там еще 8 палат разместим и зал лечебной физкультуры.
- Нет, разговор шел только о водогрязелечебнице, - и зачеркнул третий этаж.
Так бы, наверное, двухэтажную пристройку и сделали, если бы Семенова в скором времени не забрали в Москву. Новым директором стал Брохович. А у Броховича, когда мы показали ему чертежи, реакция была совсем другая: "Кто это догадался к трёхэтажному зданию пристраивать 2-этажное?" - "Да так вышло, - мнемся. - Мы пытались убедить Николая Анатольевича, но он не согласился". - "Плохо убеждали", - и утвердил первоначальный вариант.
Водилось такое за Семеновым: уж если он что-то решил, переубедить его было практически невозможно, особенно если это связано с финансированием.
- А отчего в нем вдруг проявлялось такое упрямство? - спрашиваю я Александра Львовича.
- Как сказать? Во-первых, к тому времени он уже был директором со стажем. Появилась уверенность в себе. Во-вторых, регалии: лауреат одной премии, лауреат другой премии, Герой Труда, депутат Верховного Совета - это ведь тоже оказывает влияние на человека. Казалось бы, такой пустяк, а переломить не смогли. Поэтому к разговору с ним мы всегда готовились очень тщательно. Лучше убедить сразу. Если сразу не получилось, потом намного сложнее.
И еще одно свидетельство, которое, как мне кажется, тоже на эту тему. Рассказывает П.И. Трякин: "В марте 1961 года у нас проводилось отраслевое совещание. Приезжал первый заместитель министра Чурин. Отзаседались, другие участники совещания разъехались по домам, а Чурин решил задержаться: "Поживу еще немного здесь. Производство посмотрю, посмотрю, как вы тут выросли". День проходит, другой, я Семенову говорю: "Николай Анатольевич, надо, чтобы он поскорее уезжал". - "А что такое?" - "Так весна, дороги начали раскисать, еще немного - и мы его до аэропорта довезти не сможем". - "Правильно", - согласился Семенов и при удобном случае намекнул Александру Ивановичу о нашей проблеме. "Ну ладно, - с пониманием отнесся тот, - в таком случае завтра утром едем". К самолету мы его благополучно доставили, но какие меры пришлось предпринимать! Самому Чурину предоставили вездеход М-72 ("Победа" с двумя ведущими мостами), по дороге в Касли спрятали в лесу ЗИЛ-151, а сразу за КПП - танкетку. Это на всякий случай - мало ли что может случиться. Тогда съездить в Касли или в Кыштым было не так-то просто. Местами грязь заливала кабину. (И это 1961 год! Такое бездорожье отчасти создалось из-за позиции, которую занимали по отношению к секретному объекту генералы по режиму. "Лучше всего, - сказал один из них, - если сюда вообще не будет никаких дорог, потому что, когда есть дорога, сразу возникает вопрос: а куда она ведет?" - В.Ч.)
И вот тогда Николай Анатольевич взялся за дороги, за город. Очень много при нем построили. Более 15000 строителей трудились днем и ночью. Средства на эти цели нам отпускали огромные. При желании можно было выпросить и еще. Ведь Минсредмаш находился на особом положении: мы ни в чем отказа не знали. Воспользовавшись этим особым положением, дороги можно было не только заасфальтировать, но и посеребрить, но Николай Анатольевич такие настроения не поддерживал: "Мы и так обходимся государству очень дорого, - говорил он. - Посмотри, что творится в Самаре (оказалось, что мы оба родом из Самарской области): без сапог не пройти. А мы и без того строим много. Деньги надо экономить".
Так консерватор был Семенов или все-таки рачительный, по государственному мыслящий хозяин? Наверное, в какой-то мере и консерватор (правильно подметил Александр Николаевич: директор не консерватором быть не может, потому что с него в первую голову спрашивают план, а не науку), но на 90 процентов, как мне кажется, - все-таки хозяин. При рассмотрении большинства вопросов у него явно преобладал экономический подход. Правда, Б.В. Брохович, когда я спросил его об экономической политике Семенова, ответил так: "В те годы мы в основном занимались выполнением оборонного заказа, а не экономикой. Лаврентий Павлович четырежды приезжал к нам и ни разу не спросил, сколько мы сэкономили. Его интересовало только количество наработанного плутония и количество бомб.
- А экономика - это так?
- Не совсем так, но главным был оборонный заказ. Его нужно было выполнить во что бы то ни стало.
Возможно, в первые годы работы комбината так оно и было, но во времена Семенова, судя по тому, что рассказали мне А.Л. Лившиц, В.И. Подольский, П.И. Трякин и Ю.Ф. Носач, деньги уже стали считать. "Николай Анатольевич, - говорит Юрий Федорович, - был одним из первых директоров (если не первым), которые начали заниматься экономикой. И не просто так, а по-настоящему, в увязке с кадровой и производственной политикой. Экономика ведь дело сложное, многоплановое, она требует комплексного подхода. Семенов решал вопросы именно в комплексе".
Выходит, Николай Анатольевич - не только крупный инженер и превосходный администратор, он еще и серьезный экономист. Казалось бы, вот он - окончательный ответ на вопрос, чем Семенов выделялся среди других и почему он так быстро пошел вверх. Полный набор необходимых для успешного продвижения качеств. И все-таки, как мне кажется, главное отличие Семенова от других (и, следовательно, главное объяснение его успеха) состоит не в инженерном таланте (были на комбинате инженеры и посильнее), не в административных и экономических способностях (в экономических вопросах он тоже был не самым искушенным), а в чем-то ином. В привычную схему наших характеристик ("присущи высокие деловые качества, принципиальность, инициатива, требовательность к себе и подчиненным") Семенов не укладывается. Она для него слишком проста. Потому следует более внимательно вчитаться в другие детали вос- поминаний о Семенове. Вот, например, что отметил в своих дневниках Брохович: "Утром Семенов всегда брился в парикмахерской. И он не менял этого распорядка даже в дни проведения Музруковым оперативок на заводе. Так же заезжал в парикмахерскую и выходил свежевыбритым, аккуратным, солидным директором реактора. К оперативке он был готов, всегда: собран и подтянут, и отношение к Семенову было иное, чем ко мне, во всяком случае, более солидное. Среди нас он был лидером. Между нами, несмотря на товарищеские отношения, чувствовалась грань".
Н.А. Кошурникова: "С одной стороны, он был достаточно простым, свое положение, даже став заместителем министра, не подчеркивал. С другой - держал себя так, что люди с ним соблюдали дистанцию. И это не только мое впечатление. То же самое рассказывали и те, кто был к нему гораздо ближе (прошу обратить внимание: грань существовала не только в отношениях с сослуживцами, но и с довольно близкими людьми. - В.Ч.).
Так получилось, что я раза два отдыхала на море одновременно с его семьей. Простое совпадение. Вот придет он на пляж, ляжет, читает, и никому даже в голову не приходит лезть к нему с какими-нибудь разговорами. Другого можно отвлечь, а его - нет, хотя, если все-таки обратиться, он ни за что не выговорит, не оборвет, ответит вежливо. Тем не менее, не обращались. Он это понимал и в конце концов сам говорил: "Ну, я начитался, поговорите со мной кто-нибудь".
читать дальше
|