Южноуральский Биограф

В предсмертных письмах Михаил Советников завещал сохранить честь своих близких

 В последние годы с открытием архивов стали открываться и забытые имена, в том числе личностей для нашей области очень даже знаковых. У многих челябинцев на слуху имена Кузьмы Рындина, Николая Патоличева, бывших в свое время первыми партийными руководителями региона. Однако имя Михаила Советникова большинству южноуральцев вряд ли что-то скажет. Между тем, именно ему суждено было стать организатором Совета трудящихся Челябинской области и первым в истории нашего края председателем облисполкома. Портретом именно этого человека редакция «ЮП» открывает свою галерею в рамках проекта «Они создавали Челябинскую область».

Досье "ЮП"

Михаил Алексеевич Советников(27.10.1892, Москва — 3.08.1937, Сверд­ловск), государственный и партийный деятель. С 9 лет был наемным рабочим на кондитерских предприятиях и в частных конторах Москвы. С 13 лет активно участвовал в революционном движении. Состоял в партии эсеров (1912—15). В годы Первой мировой воевал на Западном фронте. В 1917 году был одним из организаторов мероприятий по смене командного состава цар­ской армии. В 1918 году добровольцем ушел на фронт, комиссар штаба 9-й стрелковой дивизии. С 1919 года — член РКП(б). После демобилизации с 1920 года работал в Москве, в Перми и в Свердловске на крупных хозяйственных должностях. С 1935 года — председатель Челябинского облисполкома. Делегат нескольких всероссийских советских и партийных съездов. Награжден орденом Ленина. Арестован 12 мая 1937, расстрелян как «враг народа». Реабилитирован в 1956 году.

Роковой 1937-й

Несколько лет назад челябинский краевед Владимир Борисов достаточно глубоко изучил все доступные материалы, в том числе архивные о "бывшем эсере", как он называл Михаила Советникова. Он же показал и примерную схему, по которой погибали тогда личности его ранга. Все достаточно просто. Сталин проверял партийную элиту. Намеченную жертву тщательно просвечивали — на политический сталинский стержень. Советников дружил с Бухариным, Рыковым, Орджоникидзе, а те были у него в опале. Сталин географически расширил их дело, Советников оказался кстати. Организуя очередное дело, привлекали к проверке людей, друживших между собой. Советников дружил с кем-то из свердловчан и был очень откровенен — как говорят, "клюнул", потому ниточка протянулась от Бухарина через Свердловск (Екатеринбург) — в Челябинск…

Тучи над Советниковым стали резко сгущаться в марте 1937 года. 7 марта в бюро Челябинского обкома ВКП (б) поступил "сигнал".

"Так как т. Советников вел себя недостойно как член партии, скрыв от партии даже во время проверки партдокументов подписание им троцкистской платформы в 1921 году на пленуме обкома и на партактиве, он выступил со совершенно непартийными объяснениями, чем вконец дискредитировал себя как руководитель облисполкома, а также учитывая, что совершенно неудовлетворительная его работа стоит по нашему мнению в связи с вышеуказанными фактами, мы считаем невозможным его дальнейшее пребывание на посту председатлеля облисполкома и просим бюро обсудить вопрос об освобождении его от работы в облисполкоме на очередном пленуме…"

О том, что же это были за "непартийные объяснения", можно прочитать в подлинном документе, где Советников признается, что "борьбы против линии партии, выраженной в Ленинской платформе десяти, я не вел. В защиту троцкистского документа я никакой работы не вел, нигде не выступал и через несколько дней после подписи осознал всю ложность троцкистской платформы и от нее отказался… Продолжавшееся несколько дней мое присоединение к антипартийным взглядам троцкистов в 1921 году и искреннее осознание своего преступления, ошибочно понимались мною, как изжитое событие, о котором можно забыть…"

Оказалось, забыли не все… Впрочем, в те дни бюро обкома обошлось с нарушителем партийной дисциплины еще достаточно "мягко". За сокрытие подписи под троцкистской платформой 16-летней давности (!) и за то, что он не сообщил об этом соратникам по партии, товарищу Советникову был объявлен выговор с занесением в учетную карточку.

"Враг народа"

И все-таки удивительно, как судьба играет человеком! В последние три года жизни Михаила Советникова рядом с ним бок о бок жил и трудился Кузьма Рындин, почти его ровесник (младше на один год). Встал у руля области на год раньше — с января 1934 года возглавил челябинские обком и горком ВКП(б). Рындин выполнял партийные задания не только по увеличению выпуска промышленной продукции, но и… выявлению «вредителей» и «врагов народа».

Очередное такое выявление «врага народа» состоялось 12 мая 1937 года в ходе заседания бюро Челябинского обкома ВКП(б), на котором в качестве члена бюро обкома присутствовал и сам товарищ Рындин. Примета того страшного времени: заседание бюро было проведено сверхоперативно — буквально в тот же день, когда был арестован Советников. Сохранившийся протокол того рокового дня за № 181 донес до нас постановление, подписанное бывшими партийными товарищами Советникова. Сухие, жесткие строки того документа: «…как арестованного за активное участие в контрреволюционной организации правых, из рядов ВКП(б) исключить… Снять с поста председателя облисполкома… Просить ЦК ВКП (б) утвердить настоящее решение».

По тому времени подобный вердикт не предвещал ничего хорошего… По сути, это был уже приговор. По злой иронии судьбы ровно через пять месяцев, 12 октября 1937 года, разоблачитель «врагов народа» Кузьма Рындин сам был арестован. И дальше все шло уже по отработанному сценарию — точно также, как и Советников, решением бюро обкома ВКП(б) он исключен из партии, освобожден от занимаемой должности. И затем также расстрелян. В 1956 году реабилитирован…

 «Твой папа-деда»…

Эти тюремные письма, написанные за несколько дней до расстрела, разве что только самый циничный человек сможет прочитать без волнения… Ком в горле стоит, когда читаешь строки, в которых автор убеждает свою любимую жену отречься от себя — ради их же блага… Эти письма — как завещание. Он словно завещал сохранить честь жены, честь дочери-внучки…

Шуренькой называл Михаил Советников свою верную супругу. Ксаной — ее сестру. Ну а Линочка — это внучка Шуры, которую официально усыновил Михаил Советников, и которую безумно любил. Своих же родных детей у него не было Потому-то и в письмах он подписывался, обращаясь к ней: "твой папа-деда". И до последних секунд жизни боготворил свою жену, Шуреньку. И ее подбадривающую улыбку — в день ареста — в тюремных письмах он назовет "прощальной".

Письма начинались с трогательных обращений: "Линуленька, родненькая… Прошу радость мою не скучать без папы-деды и писать мне о себе все без утайки…"

Или так: "Золотая, любимая Линочка!"

В одном из писем он пишет свояченице:

"…Затем, Ксана, прошу извинения, но не смогу обойтись без твоей помощи. Сегодня я вторично написал Шуре все соображения свои необходимости для нее лично и особенно для счастья Линочки публично, официально отказаться от меня, осудив меня, и обо всем этом послать письма редакциям газет "Известия" и "Правда". Да и фамилию ей нужно переменять на свою прежнюю, на папину (ее девическую). Следствие по мне еще не закончено, но приговор будет, несомненно, осуждающий. Что либо конкретно сказать до него не смогу. Обвинение серьезно — участник контрреволюционных правых.

Подумай все, Ксана, и я уверен, что ты придешь к тому же выводу, что и я. Нужно Шуре, при теперешнем моем положении, отвлечься от прежнего отношения и жалости ко мне. Важно, чтобы она дальше то не страдала из-за меня, тем более, все это важнее по отношению Лины.

Помоги мне повлиять на Шуру, ты понимаешь, что мною руководит исключительная забота о них, так сильно мной любимых. Что бы ни было со мной, мои чувства к ним не изменятся… Кроме того, сообщи мне откровенно, каковы материальные дела Шуры теперь. Она, опять-таки из жалости ко мне, не сказала и не написала мне о них. Я очень беспокоюсь, уплатилили ей за книги до отъезда, не знаю, сколько,и выручила она за них, удалось ли продать Шуре ковер, за сколько, и тоже часы наши, что были в столовой на буфете. Проще говоря, мне неизвестно, сколько времени она и старики смогут продержаться, не бедствуя.

…Мне пиши: Свердловск, областное управление НКВД, комната 106, товарищу Гордиенко, для передачи Советникову."

«Не губи свое честное имя»

Привет сердечный и поцелуй всем вам, мои родненькие, и особо милой Шуреньке! Великая благодарансть тебе за ласковые строки последнего письма от 17-го, полученного мной вчера, 26-го. Веришь ли, Шуренька, как велико значение для меня твоих писем, в них для меня прямое счастье и неописуемая радость. С тревогой, нетерпением жду каждого твоего письма… Рассудок соображает это, но совладать с сердцем не могу еще, полно оно невиданной раньше щемящей острой боли и тоски по тебе, Лине и всей вашей тамошней жизни.

…25 го был месяц, как я виделся последний раз с тобой, любимая. Срок разлуки такой и раньше бывал, но сознание невольности, независимости от меня, изменить, прекратить эту разлуку делают как бы годы из дней. Так сильно неотвратимо желание увидеть с Линочкой, услышать ваш голос, обнять…

Бесценная Шуренька… Я эти дни десятки раз воскрешая, оживляя нашу последнюю встречу и согреваясь твоей прощальной улыбкой, все думал о том, не разлюбила ли ты меня за неожиданно свалившееся по моей вине горе на нас. Думы мои черные, как тучи перед грозой, рисовали картину ожесточения сердечка твоего на меня за происшедшее, более того — презрения ко мне, проклятья. Враг мой — рассудок — не раз подсказывает мне, что это может стать действительностью. Ты вполне будешь в этом прав — отказвашись от меня, отбросив счастливое прошлое, не только предоставив меня самому себе с неизвестным ожидаемым меня будущем, но и официально, перед советской общественностью, через печать осудив меня, отказавшись от меня.

Со всей искренностью и с желанием счастья для всех вас и дальше очень прошу тебя, Шура, обдумай все это и поступи, как я советовал тебе при последней нашей встрече — перемени фамилию. Я ведь и через печать охарактеризован врагом народа, и ты не можешь губить честное, светлое свое имя — мною, и к тому же тут и будущность Линочки может невольно страдать. Нельзя этого допускать. Какое то, но наказание я нести буду, и это может причинить новые тебе страдания душевные. С этим то я и не могу мириться. Когда же мне дадут возможность вновь работать, то ведь ты хорошо знаешь, где бы вы ни были, до последнего вздоха моего — я все время буду любить вас и заработанные все равно буду передавать вам с Линой, в этом только и будет моя будущая радость. Прими мой совет, отрешившись от твоей сердечной жалости ко мне. Переговори об этом со стариками… мне думается, они присоединятся ко мне…"

P.S.: Ни жена Александра Кирилловна, ни Линочка не отреклись от своего мужа и "папы-деды", Михаила Алексеевича Советникова, пронеся через всю жизнь светлую память об этом человеке.

Редакция выражает благодарность завотделом Челябинского областного архива Галине Кибиткиной и главному архивисту Евгению Евстигнееву за помощь в подготовке материала.