Жить на изломе исторических эпох и тяжело, и трепетно. Засыпать в одной стране и просыпаться в другой – это чувство хорошо знакомо нам, современникам, прошедшим через горнило либеральных реформ. Но и век назад, когда новая марксистская идеология принялась перестраивать старую «избяную» Россию, подобные чувства «острой иглой чертили по душе», как сказал бы философ Василий Розанов. В первые годы советской власти наложение новых большевистских принципов на прежний характер хозяйственного уклада было неизбежным. В определенной мере это сходно с двоеверием времен крещения Руси – новые заветы уживались с языческими идолами, старые празднества находили свое место в новом церковном календаре. В этой «переплетенной логике» выстраивалась и советская банковская система на начальном этапе своего становления. И первый челябинский «красный банкир» Матвей Васильевич Нерезов, возглавивший в 1922 году вновь воссозданное региональное отделение Госбанка, вряд ли мог предложить иной путь развития… ОТ ГРЕХА ПОДАЛЬШЕ Он родился 13 ноября 1887 года в верховьях Дона, среди черноземных полей Воронежа, Россоши, Острогожска, в большом селе Морозовка. Согласно историческим документам, в селе было волосное правление, школа, церковь, паровая мельница, больше тридцати ветряных мельниц, несколько лавок; ежегодно в селе собирались по две ярмарки, да и место в центре России сулило селу неплохие перспективы. Все бы ничего, но, как и в большинстве сел Центральной России, несмотря на знаменитые реформы Александра II, здесь сохранялось крепостное землевладение, пусть и в измененном виде – в Морозовке, к примеру, практически все земли принадлежали польскому пану Харину, коннозаводчику и скотопромышленнику. В своей автобиографии начала 1930-х годов Матвей Нерезов расплывчато напишет, что его «родители занимались сельским хозяйством». Идеологически верно – мол, выходец из крестьян, из трудового народа. Между тем, в личном листке по учету кадров Нерезов укажет, что по своему социальному происхождению он относится к мещанскому сословию, а его отец был служащим – приказчиком – в имении помещика. Эту должность вполне можно назвать «расстрельной». С одной стороны, тяжелый на руку хозяин с барскими замашками в духе пушкинской троекуровщины и обязанность приказчика блюсти его интересы. С другой, селяне, обложенные со всех сторон недоимками, долгами, «обделенные землею» и с неприкрытой враждой к землевладельцу. Василий Нерезов в такой системе координат был чужим и там и тут. В 1899 году село вспыхнуло. Жалуясь министру внутренних дел И.Л. Горемыкину, пан Харин указывал на «беспорядки и буйства» морозовцев, которые сопровождались «насилием, битьем стекол и разгромом помещичьих строений». Кстати, спустя пять лет морозовские крестьяне вообще вступят в открытый бой с полицейскими и казаками – с неизбежными в таких случаях жертвами. Василий Нерезов не стал дожидаться, когда его в пылу социальной вражды «поднимут на вилы» - в 1900 году собрал всю семью и отправился на свободный Урал, в Челябинск. На новом месте, как указано в автобиографии, он «арендовал вблизи города заимку, где стал сеять хлеб». Вот только спокойной жизни ему будет отпущено немного – он умрет в начале 1910-х годов, едва успев поставить сына на ноги… ЗА БАНКОВСКОЙ КОНТОРКОЙ Матвей Нерезов в своей автобиографии, возможно, немного лукавил: вряд ли его отец просто «сеял хлеб». В Челябинске начала ХХ века, переживавшем необычайный экономический подъем, одно за другим появлялись новые торгово-промышленные товарищества, которые требовали опытных управленцев. Скорее всего, отец Матвея Нерезова нашел себе место в одной из таких компаний. Заработанные деньги шли не только на повседневные нужды, но и на обучение детей – порядка 40 рублей в год: деньги по тем временам для обычной мещанской семьи достаточно приличные. Окончив в 1904 году Челябинское городское училище, Матвей Нерезов поначалу подвизался на различных работах, где-то помогал отцу, пока в мае 1905 года не поступил на службу в Челябинское отделение Русского Торгово-Промышленного банка конторщиком, где и прослужил без перерыва десять лет. Для молодого человека обстоятельства складывались весьма удачно. Русский торгово-промышленный банк, основанный в конце XIX века, был одним из крупнейших в России – причем, обороты набирал стремительно, инвестируя средства в машиностроительные и электротехнические предприятия. Росла и сеть филиалов – банк занимал первое место в стране по их количеству. В Челябинске банк выкупил особняк на углу Михайловской улицы (ныне – Карла Маркса) и Уфимской (Кирова), где сегодня расположились книжные ряды. Выдвигаясь на службу, молодой Матвей Нерезов всякий раз попадал в гущу городской торговой жизни; проходил, поднимаясь на второй этаж, мимо бакалейных лавок и табачного магазина Когена; занимал место за деревянной дубовой банковской конторкой… Естественно, должность конторщика – самая низкая в банковской иерархии – не могла его долго устраивать. Понимая, что ему не хватает образования, молодой служащий пускает часть своего жалования на оплату средних общеобразовательных курсов при местном реальном училище, занимаясь по вечерам, «без отрыва от производства». Занимается и самообразованием – как минимум, у него постоянно под руками известный «Уральский торгово-промышленный адрес-календарь», который содержал всю необходимую для делового человека информацию, в том числе по изменениям в торговом законодательстве и условиям кредитования, правилам оформления банковских бумаг, заполнения векселей и другим полезным вопросам. Эти затраты и усилия дадут свой результат. В личном листке по учету кадров Нерезов, пусть и мелким, плохо разборчивым почерком укажет, что представлял интересы доверителя в банке, в податной инспекции и других дореволюционных учреждениях. Работа, выстроенная на доверии, дорогого стоила – Нерезов, в основном, представлял интересы троицких купцов и хорошо знал этот уезд. К слову, когда Русским торгово-промышленным банком были открыты отделения в Троицке и Миасском заводе, Нерезов часто «навещал» новые подразделения и в качестве инспектора. Естественно, десять лет за банковской конторкой не прошли даром – изнутри, проверяя бумаги и сверяя счета, было прекрасно видно, как меняется Челябинск, превращаясь в один из крупных «транзитных» центров страны, какие обороты он набирает, насколько возрастает его роль среди российских регионов. Возросшее значение города подчеркнет и Первая мировая война – именно в Челябинске будет создано продовольственное объединение, которое соединило ресурсы сразу нескольких крупных уездов и усилило финансовое взаимодействие между банками. Вот только война, равно как и революция явно не входили в планы Матвея Нерезова… ФРОНТ ВОКРУГ Конечно, на определенном моменте больших исторических событий всегда возникает иллюзия, что вот-вот начнутся большие перемены в жизни, что судьба сделает ключевой поворот и даст новый импульс существованию. Молодость жаждет боя, славы, подвига – а Нерезову нет и тридцати. Может быть, именно поэтому, несмотря на не очень крепкое здоровье, он не уклоняется от призыва на военную службу. Первый раз Матвей Нерезов наденет военную форму в конце 1915 года – он будет призван и зачислен в 163-й Челябинский пехотный полк. Правда, пока обращаться с винтовкой и рыть окопы приходилось в пределах уезда - на учебных занятиях. Слишком много в Нерезове было штатского, и не удивительно, что военная комиссия в итоге сочла его неподходящим для службы и дала освобождение – белый билет. Нерезов так и запишет в автобиографии: «Освобожден, как белобилетник, месяцев на шесть…» В 1916 году, когда положение на фронтах осложнилось, а война перестала быть «скорой на победу», на белый билет банковского служащего уже не обращали внимания. Нерезов вновь был мобилизован и отправлен на Северный германский фронт. По всей вероятности, Нерезов попал в район Риги, где в конце 1916 года как раз разворачивалась Митавская операция, в которой принимали участие несколько сибирских корпусов. В грязи и снежной каше, среди болот, под промозглым ветром с Рижского залива героической романтики было мало. К тому же нерешительность в действиях командования надолго ввела войска в «оборонительное сидение». Недовольство солдат вызревало и, наконец, вспыхнуло восстанием сибирских полков, парализовав боевые действия. У Матвея Нерезова в автобиографии это фронтовое время будет отмечено одной строчкой: «В войсках служил рядовым, причем после Октябрьского переворота был выбран председателем Полкового Комитета». В начале 1918 года он будет демобилизован по состоянию здоровья и вернется в Челябинск. Как оказалось, попадет из огня да в полымя… Перемены в Челябинске были значительными. С начала революции значение Челябинска как самостоятельного политического центра еще более возросло, и был поднят вопрос о создании Челябинской губернии. Новая советская власть формировала свои исполнительные органы. «Родного» Русского торгово-промышленного банка уже не было – он подлежал национализации. Контора имперского Госбанка пока сопротивлялась, не желая переходить на новые «народные рельсы» - но это было лишь делом времени. Поначалу Матвею Нерезову казалось, что он здесь появился весьма кстати. Бывший банковский служащий, человек с «прививкой» солдатского депутата, он, по иронии судьбы, был назначен челябинским Советом народных депутатов в комиссию по национализации именно Торгово-промышленного банка. Внешне казалось, что Нерезов предал интересы прежних хозяев и, вообще, отнесся к экспроприации частной собственности как к чему-то должному. В этом была доля справедливости – тянуть чужой хомут больше не хотелось, а революция все же давала шанс на новую жизнь. Новый Народный банк РСФСР, образованный из активов коммерческих банков, стал его пристанищем. Еще в феврале 1918 года Нерезов приступил к работе в Народном банке в качестве помощника контролера. Правда, ненадолго – весной 1918 года, после белочешского переворота, была предпринята попытка восстановить прежнюю банковскую систему. И снова стечение обстоятельств привело Нерезова на место служащего возобновленного Торгово-промышленного банка. Вот только отсылать отчеты приходилось уже временному Сибирскому правительству А.В. Колчака. С приближением к Челябинску Красной армии, Нерезову придется еще один раз мобилизоваться – теперь уже в колчаковские войска. В своей автобиографии он напишет, что «в 1919 году был мобилизован по образованию Колчаком армии и прослужил в Челябинске месяца три в канцелярии писарским учеником». Насчет «писарского ученика» - явное преуменьшение – в силу большевистской биографической логики: «чтобы не прицеплялись». Тем не менее, можно почти с уверенностью говорить, что ценности Русского торгово-промышленного банка, которые не были эвакуированы, оставались в Челябинске, и Нерезов осуществлял их «ответственное хранение». Лишь с окончательным приходом Красной армии летом 1919 года перспективы дальнейшей жизни хоть как-то прояснились – по меньшей мере, прекратили стрелять…  Адмирал А.В. Колчак вручает боевые награды ТВОРЧЕСТВО МАСС «Война – войной, обед – по распорядку». Разменявший четвертый десяток, уже женившийся и остепенившийся, Матвей Нерезов отчетливо понимал, что не останется без работы. Какими бы звонкими не были новые идеологические лозунги, практическая обыденность возьмет свое: деньги нуждались в счете, финансовые потоки – в контроле, бухгалтерия – в сводном балансе. Распределительная советская система, которая только начинала формироваться, также требовала учета и элементарных смет. В августе 1919 года сбылись десятилетние чаяния многих челябинцев: на карте Урала появилось крупное административное образование – Челябинская губерния. Следом появились свои органы власти: прежде всего, губернский революционный комитет, который и станет главным распорядителем региональных финансов. Все коммерческие банки были национализированы повторно и на их основе воссоздан Народный банк РСФСР, а М.В. Нерезов получил приглашение в нем поработать. Большевистское административное «творчество» было непредсказуемым и судорожным. Это отчасти свидетельствовало о революционном энтузиазме и жажде перемен, хотя и не было подкреплено материальными возможностями, здравым смыслом и четкой перспективой действий. Эффективность управления территориями с помощью таких переделов не достигалась, а бюрократический аппарат ширился и рос как на дрожжах. Осенью 1919 года молодая советская власть, перекраивая наследие бывшей империи, решила отказаться от банков вообще. Политика военного коммунизма привела к свертыванию товарно-денежных отношений, резкому сужению сферы кредитования и расчетов – «надобность» в банках отпала. Финансовые операции, превратившиеся из коммерческих в распределительные, переходили в ведение исполнительной власти. В итоге на смену Народному банку придет Центральное бюджетно-расчетное управление наркомата финансов, а на местах губернские и уездные ревкомы займутся созданием временных расчетно-расходных касс. Эти кассы, согласно инструкции, «производили прием и выдачу денег по текущим счетам и вкладам, принимали деньги для перевода на другие города (операции бывшего Госбанка) и производили государственные расходы (операции бывшего казначейства)». В «состав» расчетной кассы, как минимум, входили заведующий, бухгалтер, контролер и два сотрудника. «Для контролирования деятельности расчетно-расходной кассы ревком назначает временного комиссара, коему подчиняются заведующий кассой и все служащие…» Такой комиссар появится в Челябинске 22 сентября 1919 года – сюда «для организации губернского финотдела Сибирским ревкомом была командирована Ольга Ефремовна Коган». Она действительно была «истым комиссаром»: в непременной кожаной потертой тужурке, совершенно в духе революционных героев. У нее была «задача Прометея»: зажечь «костер энтузиазма и большевистской бдительности», чтобы потом просто надлежаще, исправно его поддерживать – причем, людям иного склада мышления и линии поведения. Ей до всего было дело, и любые события, совещания проходили с непременным ее присутствием и активным участием. С ее взрывным комиссарским прямолинейным характером спокойному и уравновешенному Матвею Нерезову придется считаться – практически с момента организации Губфинотдела он будет назначен на должность главного бухгалтера. Впрочем, и Ольге Коган придется мириться с дотошностью и «старой закваской» главбуха – у нее просто не было иного «кадрового выбора»… ВОЗВРАЩЕНИЕ СЛУЖАЩИХ Политика привлечения к работе буржуазных специалистов, несмотря на «идеологическую несовместимость», не стала чем-то необычным и была санкционирована В.И. Лениным. Тем более, что на местах «кадровый голод» в финансовых работниках был просто катастрофичным. К примеру, из всех старых высококвалифицированных ведущих банковских служащих Русского торгово-промышленного банка в Челябинске остался лишь один М.В. Нерезов. В архивах сохранился доклад 1920 года Андрея Ивановича Семенова, заместителя заведующего Челябинским губернским финансовым отделом: «Ко времени установления в городе Челябинске Советской власти на местах не оставалось ни одного из прежних финансовых учреждений, так как все они в подавляющем большинстве случаев с полным составом служащих были эвакуированы вглубь Сибири. Подыскать людей, достаточно подготовленных для несения не только ответственных обязанностей в новых финансовых органах, но даже и просто сотрудников, хоть сколь-нибудь знакомых с счетной частью, как оказалось, было делом почти невозможным. Губфинотдел с нетерпением ожидал освобождения Сибири от власти белых и скорейшего в возвращения на места эвакуированных сотрудников бывших отделений Госбанка, казначейств, податных инспекций, частных банков и прочих финансовых учреждений…» 
Простым ожиданием дело не ограничилось – смута гражданской войны многих повергла в состояние шока; люди боялись, ждали каких-либо гарантий своей безопасности. С людьми нужно было просто разговаривать, убеждать. Можно сказать, что Нерезов «прослыл отменным переговорщиком по привлечению старых спецов из среды банковских и финансовых служащих». Он отправлял в Красноярск, Иркутск, Омск письма, запросы, слал телеграммы, заказывал телефонные переговоры. Эта работа увенчалась успехом. В апреле 1920 года в Челябинск прибыл первый долгожданный эшелон – в город вернулись почти 50 служащих бывших отделений Госбанка и Русского торгово-промышленного банка. Все специалисты «поступили в распоряжение» Челябинского Губфиотдела. Из имен достаточно назвать троих, чтобы понять «калибр» вернувшихся специалистов. Так, Матвею Нерезову удалось уговорить на работу в Челябинске друга и сослуживца И.И. Введенского, бывшего кассира Челябинского отделения Госбанка Василия Ивановича Панюкова. Из Красноярска вернулся Иван Александрович Фролов, который сразу же возглавил ключевой сметно-кассовый подотдел. Вместе с ним принялся за работу главный контролер Георгий Рудольфович Ягеман, еще молодой человек, ученик Введенского, занявший позднее один из ведущих постов в Уральской окружной конторе Госбанка. Не обошлось и без накладок, недоразумений, подчас казусов. Так, при острой нехватке финансистов «воспротивился» старым спецам местный отдел труда при ревкоме, затягивая назначение на должность. Нерезову снова приходилось доказывать, что бухгалтерскому делу революционное комиссарство не требуется. А работы было много. Так, первоочередной задачей губфинотдела стало распределение авансов на текущие расходы по отделам губревкома и подготовкой соответствующих смет, как того требовал наркомат финансов. Нерезов был вынужден проводить всевозможные консультационные совещания и буквально развешивал по отделам необходимые объявления: «Всем отделам Челябинского губревкома. В субботу 11 октября в 10 часов утра в помещении Губфинотдела на Уфимской улице, в здании бывшего Торгово-промышленного банка назначается совещание товарищей бухгалтеров всех отделений Челябинского губревкома по вопросу о порядке составления смет на текущие расходы. Явка обязательна!» В целях повышения квалификации финансовых работников 10 декабря 1920 года в городе состоялся 1-й съезд представителей финансовых органов Челябинской губернии. М.В. Нерезов, как главный бухгалтер расчетно-кассового подотдела, выступил с обстоятельным и развернутым докладом. К слову, тогда же, на съезде, он поднял вопрос и о необходимости восстановления банковской системы. читать дальше
|